Когда и зачем россияне полетят на Луну?

Гость клуба «Импрессум» - российский космонавт Александр АЛЕКСАНДРОВ.

Фото: Игорь ТЕТЕРИН

Недавно по приглашению международного медиа-клуба «Импрессум» он приезжал в Таллин и выступил перед местной публикой

Экстрим и будни жизни на орбите

– Ваш первый космический полёт был в 1983 году, а второй – в 87-м, уже началась перестройка. Ощутили разницу?

– Перестройка, которую начал Горбачёв, ещё была на поверхности, на неё мало ориентировались: продолжался размеренный ход событий, готовились полёты. Результаты перестройки появились в 1989-м: гораздо хуже стало с экономикой, нас начали ограничивать и в финансах, и в оповещении о том, чего мы достигли, хотя у нас были очень серьёзные программы. Каток перестройки мы ощутили, когда Горбачёв привёз на Байконур французского президента. К полёту готовился второй, пилотируемый «Буран» (первый полёт «Буран» успешно совершил в беспилотном режиме в 1988 году). Гость попросил показать ему новый корабль. Горбачёв ответил: «Больше этот корабль летать не будет». Это был удар по космонавтике от перестроечника Горбачёва. Деньги были потрачены, корабль стоял на старте, его можно было запускать – почему запретили, до сих пор не понимаю.

– Сейчас вы занимаетесь научными исследованиями?

– Конечно. Есть новые направления, в частности трафик на орбите. Сегодня это очень серьёзная проблема, важная для всех – Америка очень серьёзно ею занимается и другие страны тоже. Мы должны определиться, как будем убирать с орбиты мусор. Не только с низких орбит, но и с дальних, высоких. Это большая проблема.

– Во время полётов вы этот мусор видели?

– Я видел не мусор, я видел спутники, которые летят мимо и пересекают наши трассы, и могут с нами столкнуться.

– В своё время были споры относительно ручного управления космическим кораблём.

– Первые споры как возникли в связи с «Востоком», так сразу и закончились. Было принято решение: в советской, потом российской, космической науке всё делает автомат, и, если он не справляется, мы можем включить полный ручной контур. Дублирующий контур должен быть, всегда! Он есть на «Союзе», причём там два контура. Он был на «Востоке», на «Восходе».

– Пользовались им?

– На «Восходе-2» использовали идеально, когда Беляев и Леонов приземлили корабль с ошибкой посадки только потому, что автомат не успел. Они взяли в ручное управление и спустились, пролетев лишнюю тысячу километров, их два дня искали.

– В нашем представлении космонавт всегда в скафандре. Но ведь в космическом корабле он в обычном спортивном костюме?

– Когда взлетаем и до того, как попадём на нужную высоту, мы должны быть в скафандре, потому что возможна авария и всё может случиться. Скафандр защищает от пожара, от разгерметизации, от перегрузок и пр. Когда вылетели на орбиту, прошли все тесты, мы его снимаем и кладём на просушку. Во время стыковки тоже нужно надеть, на всякий случай. На орбите мы, считайте, в спортивном костюме. Но этот полётный костюм тоже имеет свои особенности.

– А в открытом космосе другой скафандр, на вид очень громоздкий.

– Там выходной скафандр, весом 80 килограммов.

– Но ведь в невесомости вес не чувствуется?

– Зато когда вы оказываетесь в нём на Земле, чувствуется сильно. На тренировках в барокамере делаются упражнения, и - чтобы облегчить вес - у нас был подвес. А у меня этот трос отвалился – стал носить эти 80 кг на себе. Они видят, что пульс участился, и спрашивают: «Как вы себя чувствуете?» – «Нормально». Потом смотрят: а подвеса-то нет.

Дорога в космос начинается на земле

– Космонавт должен скрывать подобные ситуации и героически терпеть?

– По обстановке. Иногда терпеть не стоит, потому что может закончиться печально. Надо самому понимать ситуацию: насколько ты способен это вынести.

– У первых космонавтов были оранжевые скафандры – видимо, яркий скафандр нужен для того, чтобы приземлившегося космонавта легче обнаружили. Но у вас скафандры были белые.

– Сейчас приземляются не в скафандре, а в аппарате, который нужно засечь и увидеть. На аппарате есть специальные мигалки, радиомаяк. Мы спускались на казахскую степь ночью, в тумане, и вертолёты уже целый день не летали. Поэтому нам сказали, что встречать нас будут эвакуаторы. Из аппарата мы вышли сами, а через 20 минут подъехали машины с персоналом.

– Существуют тренировки, благодаря которым космонавт представляет своё физическое состояние после полёта?

– Физические нагрузки после того, как вы приземлились, не моделируются. В принципе, есть периоды, когда экипаж готовится, ну что ли, к режиму жизни после приземления. То есть берут аппарат, берут экипаж и вывозят в тундру, или в лес, или в пустыню. Бросают экипаж с тем минимумом, что у него есть, и говорят: два дня живёте здесь. И они себе там строят шалаши…

– Вас куда вывезли?

– Я обошёлся без этого. Когда готовился, мне нужно было быстрее сформировать экипаж, и был уже достаточный опыт в этих делах, поэтому некоторые упражнения пропускал – знаете, как отличник, которого выпускают без какого-то упражнения. Не обошёл очень серьёзную тренировку – приводнение. Это когда вас бросают в капсуле в море. Если шторм 4 балла, это уже серьёзно.

– Вас в какое море бросали?

– В Чёрное море, в Феодосии.

– Тепло…

– Настолько тепло, что люди могли потерять сознание от того, что там жарко, душно и совершенно никакой вентиляции. А нам нужно было снять скафандр, переодеться в гидрокостюм, который герметично вас закрывает, остаются только лицо и руки – надеваете перчатки и выпрыгиваете наружу со своим неприкосновенным автономным запасом: батареи с приёмником, питание, аптечка...

– Кто-нибудь из космонавтов попадал на воду?

– Один случай был. Даже не на воду, а в мелкое озеро. Ночью, зимой – лёд тонкий, вода, грязь. Им даже не пришлось плавать, это было невозможно – их просто вынули вертолётом и унесли. Это было очень опасно, могли погибнуть. Знаете, теория вероятности: аппарат летит на посадку в Казахстан – казалось бы, 500 километров в одну сторону – степь, 500 километров в другую – степь, а посередине оказалась эта лужа.

– Вы оба раза летали с середины лета до зимы, практически в одно и то же время года…

– Земля никогда не бывает одинаковой, она всегда разная. Мы очень любим смотреть на Землю, все космонавты.

– Питание в тюбиках ещё существует?

– Нет конечно. Сейчас сплошь консервные банки и сублиматы – запечатанные в плёнку продукты, которые нужно разбавлять водой.

– Словом, сегодня всё иначе, и уже нет такого, как было полвека назад: ах, космос! ах, космонавт!

– Сегодня и полёты другие, и тренировки. Ну, может быть, не совсем другие, но спокойнее ко всему относятся. Вот когда было «ах!», мы получали опыт. Сейчас пришло время его применять. Хотя, конечно, могут быть и новые ситуации, которые раньше в голову бы не пришли. Дырка в обшивке космического корабля – такого никто даже предположить не мог. А она появилась и при этом рукотворная – откуда?

Надо ли нам покорять Марс?

– Когда спустя два года после первого полёта человека в космос в фильме «Мечте навстречу» прозвучала песня про то, что «и на Марсе будут яблони цвести», кто-нибудь всерьёз в это верил?

– Думаю, в то, что вскоре зацветут – нет, не верили.

– А сейчас?

– Сегодня у нас такая доктрина: сначала добраться на Луну, там серьёзно покопаться, поисследовать полярные области. Полагаю, к 2030 году мы там побываем, ну, а потом уже можно нацеливаться на Марс. Марс – дорогая игрушка. Кроме того, есть технологические задачи, которые надо решать – без этого лететь нельзя, а мы их пока ещё не решили.

– Секрет?

– Почему? Могу сказать. При полёте на Марс нужно обеспечить кругооборот в исполнение газов, которыми мы дышим, прежде всего кислорода, а также продуктов питания. Воду мы уже умеем перерабатывать. Нужно научиться получать твёрдую пищу.

– Сколько лететь до Марса?

– Там разные трассы – есть быстрые, есть короткие. Но, как минимум, три месяца. А ещё же обратно, и там сколько-то времени пробыть. Но главное – безопасность! Пока мы не смогли сделать корабль, станцию, полностью защищённую от рентгеновского излучения, от бомбардировки всеми протонами и нейтронами, которые мы видим – приборы регистрируют. Без этой защиты к Марсу лететь нельзя. Вот мы пытались сохранять плёнки. Их нужно было положить на полгода в ящик, не подверженный излучению, в результате которого на плёнке появляется зерно. Нам прислали с Земли свинцовые пластины, которые мы поместили в контейнер с плёнками. И всё равно они приехали через 6 месяцев с браком – слой свинца был слишком тонкий.

Человек сегодня летает на низких орбитах – 400 километров. Магнитное поле Земли – 500 км, оно захватывает все частицы, которые летят из космоса, этим магнитным полем завихряются и крутятся вокруг, не попадая в нас и на Землю. Таким образом, мы получаем вторичное излучение, оно слабое. А если мы уйдём за дальность 500 километров, там уже… сами понимаете. Поэтому американцы, когда летали на Луну, применяли средства защиты.

– Александр Павлович, они летали на Луну?!

– Конечно летали, вопросов нет. Я как специалист торжественно вам заявляю: были.